Минск
Минск как симбиоз стандартизованного и индивидуального
Дмитрий Задорин
На выставке Веркбунда в Кельне в 1914 году столкновение, случившееся между Анри ван де Велде и Германом Мутезиусом, выявило основное расхождение между архитекторами в движении модернизма на десятилетия вперед. В то время как ван де Велде защищал индивидуализм как основу качества в архитектуре, Мутезиус продвигал идею типизации формы как единственно возможное решение в области массового производства в строительстве. Действительно, во всех видах искусства модернизм был связан с нахождением индивидуального стиля, а его история была рассказана его первопроходцами. Однако после Второй мировой войны он представлял собой рационализированное, бюрократическое течение, которое покорило мировую архитектуру и внедрилось в строительство жилья.
Роль унификации в архитектуре была особенно сильна в Советском Союзе, где жилые кварталы домов, построенных из бетонных блоков, заполонили целые города. Исключения были редкими, и в основном они касались отдельных общественных зданий. Минск выбрал другой путь и смог выразить свою индивидуальность, отойдя от простой комбинации стандартных блоков под флагом массового строительства и воплотив модернистские образы Веркбунда. Восхваляемые архитектурным сообществом всего СССР, некоторые жилые кварталы столицы Белоруссии были названы минским феноменом.
Выставка
Экспозиция призвана продемонстрировать достижения минского феномена как синтеза крайностей: сочетание типовых форм советского периода с одной стороны (теза) и поиска исключительной индивидуальности с другой (антитеза). Таким образом, выставка делится на три раздела, включая:Белорусский модернизм: Шесть состояний модернизма
В шестидесятые и семидесятые годы двадцатого века Минск был самым быстрорастущим городом Советского Союза и Европы. Его крохотный старый центр был молниеносно проглочен нескончаемыми окраинами. Несмотря на минский феномен, столица Белоруссии стремилась самовыразиться в архитектуре нежилых зданий. Каждое нестандартное сооружение должно было стать памятником своей собственной уникальности. Однако строительство новой страны сопровождалось разрушением даже прогрессивного прошлого. И хотя Минск можно было считать безопасной гаванью по сравнению с другими столицами бывших союзных республик, он по-прежнему уничтожает, калечит и инкапсулирует (поразительное местное явление!) великие образцы советского модернизма, оставляя другие примеры в постоянной опасности оказаться жертвой реноваций и инвестиций. Благие намерения не всегда являются благотворными, не говоря уже о просто неуважении по отношению к городу и его наследию. Некоторые здания и комплексы прозябают без внимания и без надежды на будущее, и только некоторые из них поднялись на новый уровень и пользуются должным интересом к себе и признанием.Минский феномен
После окончания Второй мировой войны Белоруссия занялась индустриализацией. Проявив некоторое количество национального своеобразия в виде приверженности к соцреализму, республика смогла вырастить свою идентичность, укрепив при этом советские идеалы эстетики. Белорусы создали новую пастораль в виде экспериментальных деревень, взбодрили индустриальную периферию, объединив фабрики в гигантские комбинаты, и в отношении своей столицы развили идеальную концепцию советской жилой среды. Последняя, известная как минский феномен, прославилась уникальной образностью и бесконечным разнообразием планирования жилых кварталов, что было достигнуто применением стандартных конструкций и блок-секций. Минский феномен считался продуктом интенсивного и потому успешного сотрудничества между архитекторами, строителями и местными властями. Если один из этих игроков давал сбой, союз распадался, а устрашающая скука грозила захватить городской пейзаж. И это происходило, когда, начиная с середины восьмидесятых годов, архитекторы, очарованные постмодернистскими разговорами, отвернулись от массового строительства. Считалось, что стандартная архитектура только извращает идею социальной модернизации и прогресса, игнорируя человечность, исторический и культурный контекст. Минский феномен умер.Позднее, на переломе тысячелетия, когда крепнущее независимое государство сделало выбор в пользу идеологического возрождения массового строительства, началась реиндустриализация в этой сфере экономики. По-прежнему презираемое архитектурной элитой, массовое жилищное строительство выполняет свою социальную функцию: в этой мысли есть намек на то, что минский феномен был не продуктом уникального сотрудничества, а прихотью отдельных великих архитекторов. Но, если путь индустриализации жилищного строительства осваивается заново и история повторяется, есть ли у нас надежда на то, что минский феномен сможет возродиться?